Отправлено: 21.05.10 09:44. Заголовок: Сенека . Нравственные письма

Сенека Л. Нравственные письма к Луцилию ч.71



Письмо LXXl

Сенека приветствует Луцилия!

(1) Ты упорно советуешься со мною о каждом деле, забывая, что между
нами - широкое море. Но так как во всяком совете главное, - чтоб он был
своевременным, непременно случится вот что: пока мое решение до тебя
дойдет, впору будет принять противоположное. Советы зависят от дел, а
дела наши движутся и даже мчатся. Поэтому на каждый день нужен свой со-
вет, да и то он запаздывает: совет должен быть, как говорится, всегда
под рукой. А как его найти, я тебя научу. (2) Едва захочешь узнать, чего
следует избегать, к чему стремиться, - смотри на высшее благо, цель всей
твоей жизни: с ним должны согласоваться все твои поступки. Только тот и
распоряжается всем в отдельности, у кого есть в жизни высшая цель. Живо-
писец, даже приготовив краски, ничего не изобразит, если не знает зара-
нее, что хочет нарисовать. В том и наш грех, что жизнь по частям обдумы-
вают все, а целиком - никто. (3) Стрелок, пуская стрелу, должен знать,
куда метит: тогда он может прицелиться и направить ее полет. Наши замыс-
лы блуждают, потому что цели у них нет. Кто не знает, в какую гавань
плыть, для того нет попутного ветра. Невозможно, чтобы случай не имел
такой власти над нашей жизнью, коль скоро мы живем случаем. (4) А бывает
и так: некоторые сами не знают, что знают что-нибудь. Как мы ищем неред-
ко тех, кто рядом, так еще чаще мы не знаем, что высшее благо - наша
цель - совсем недалеко.
Чтобы заключить, что есть высшее благо, не нужно долгих слов и око-
личностей: нужно лишь, так сказать, ткнуть в него пальцем; и еще нельзя
его дробить. Да и какая надобность делить его на частицы, когда можно
просто сказать: "Высшее благо - то, что честно", или, чтобы ты удивился
еще больше: "Только то и благо, что честно, а все остальные блага ложные
и поддельные". (5) Если ты убедишь себя в этом и проникнешься любовью к
добродетели (потому что просто любить ее мало), тогда для тебя будет
удачей и счастьем все, к чему она причастна, каково бы оно ни было на
чужой взгляд: и пытка, если ты останешься под нею спокойней твоего пала-
ча, и болезнь, если не станешь проклинать судьбу и поддаваться недугу.
В конце концов все, что для других зло, для тебя смягчится и обернется
благом, если сам ты станешь выше этого. Пусть будет для тебя ясно одно:
нет блага, кроме того, что честно; и все бедствия по праву назовутся
благами, если их сделает честными добродетель. (6) Многим кажется, что
мы обещаем больше, чем совместимо с человеческим уделом. И недаром: ведь
они смотрят только на плеть! Пусть обратят взгляд на душу - и придется
им мерить человека мерой божества.
Поднимись же, Луцилий, лучший из людей, и брось эту словесную игру,
которой философы низводят самое великое до разбора слогов и унижают,
уничтожают душу, обучая ее пустякам; тогда сам ты станешь подобен перво-
открывателям, а не учителям, по чьей вине философия кажется не великой,
а трудной. (7) Сократ, призвавший всю философию возвратиться к людским
нравам, сказал, что высшая мудрость - различать благо и зло. "Не упускай
их из виду, - говорит он ', - если мои слова что-нибудь для тебя значат,
- и ты достигнешь блаженства. И пусть ты кому-нибудь покажешься глупцом
- терпи это! Пусть, кто хочет, бранит тебя и оскорбляет, - ты от этого
не пострадаешь, если добродетель будет с тобою. Если ты хочешь быть бла-
женным, быть поистине мужем добра, позволь другим презирать тебя". Этого
не допустит никто, кроме тех, для кого все блага равны, ибо нет блага,
не причастного честности, честность же во всех благах равна.
(8) Как же так? Нет разницы, избран ли Катон претором 2, или прова-
лился? Победил ли он в Фарсальской битве, или побежден? Равны ли между
собой эти блага, если одно заключалось в том, что он и на стороне побеж-
денных не мог быть побежден, другое в том, что он победителем вернулся
бы в родной город и установил бы мир? - А разве не равны? Одна и та же
добродетель и побеждает враждебность судьбы, и умеряет ее милость, а
добродетель всегда одного роста и не может быть выше или ниже. - (9) "Но
Помпеи потеряет войско, но лучшие граждане - краса государства, - и пе-
редовой отряд помпеянцев, вооружившийся сенат, будут истреблены в одном
бою и крушением великой власти разбросаны по всему миру: часть окажется
в Египте, часть в Африке, часть в Испании. И даже этого не дано будет
несчастной республике - испытать одно лишь крушенье!"3 (10) Пусть будет,
что будет! Пусть не поможет Юбе в собственном царстве ни знание местнос-
ти, ни стойкая доблесть подданных в защите своего царя, пусть жители
Утики изменят своей верности, сломленные бедами, пусть предаст Сципиона
счастье, сопутствовавшее в Африке его имени; но давно уже сделано все,
чтобы Катон не понес урона4. (11) - "Все-таки он побежден!" - Ну так
причисли и это к его поражениям на выборах: пусть преграды не подпустили
его ни к претуре, ни к победе, он переносит это с одинаковым мужеством.
В день своего провала он играл в мяч, в ночь смерти читал книгу; для не-
го было все равно, что лишиться претуры, что жизни: ведь он убедил себя
в необходимости стойко терпеть любые превратности случая. (12) Мог ли он
снести перемену в государстве иначе как со спокойствием и твердостью ду-
ха? Что избавлено от опасности перемены? Ни земля, ни небо, ни даже со-
вокупность всех вещей, хотя и движимая и направляемая богом! Не всегда
сохранится в ней нынешний порядок, и какой-нибудь день собьет ее с ны-
нешнего пути. (13) Всему свое время, все должно родиться, вырасти, угас-
нуть. Все, что ты видишь, что вращается над нами, окружает нас, на чем
мы стоим, как на прочнейшем основании, - все убывает и сходит на нет. У
всего есть своя старость, все природа приводит, хоть и в разные сроки,
но к одному рубежу. Что есть, того не будет, оно не погибнет, но распа-
дется. (14) А для нас такой распад означает гибель: ведь мы смотрим
только на ближайшее, а что дальше, того не прозревает слабый дух, подчи-
нивший себя плоти, - не то бы он мужественнее перенес неизбежность кон-
чины и своей, и близких, если бы надеялся, что все проходит своим чере-
дом через жизнь и смерть и что возникшее распадается, а распавшееся воз-
никает, ибо в этом труде и состоит вечное искусство божества - устроите-
ля вселенной. (15) И тогда любой, обозрев минувшие века, скажет, подобно
Катону: "Весь род человеческий, который был и который будет, обречен
смерти; про все города, достигшие могущества и бывшие великим украшением
чужих держав, когда-нибудь спросят, где они находились, - потому что все
их уничтожит какая-нибудь напасть: одни разрушит война, другие истощат
мир и праздность, обратившиеся в лень или роскошь - губительный плод ве-
ликих богатств. Все плодородные поля скроет внезапно разлившееся море
или поглотит сброс нежданно осевшей и разверзшейся почвы. Так что же мне
негодовать или сетовать, если я немного опережу общую участь?" (16) Ве-
ликий дух послушен божеству и не медлит претерпеть то, что велит закон
вселенной. Он покидает жизнь либо для лучшей доли - светлого и спокойно-
го пребывания среди богов, либо уж наверняка чтобы не чувствовать ничего
неприятного, смесившись со всей природой и вернувшись в ее целокупность.
Значит, честная жизнь Катона есть не большее благо, чем честная
смерть, ибо добродетель не увеличивается. Сократ говорил: "Добродетель и
истина - одно", и как не растет истина, так не растет и добродетель: ес-
ли она есть, то в полную меру. (17) Выходит, нет причин удивляться тому,
что равны между собою блага, принимаемые нами намеренно, и блага, навя-
занные обстоятельствами. Ведь если ты допустишь их неравенство и призна-
ешь мужество под пыткой меньшим благом, то скоро ты сочтешь его злом и
назовешь несчастными и Сократа в темнице, и Катона, раздирающего рану с
большим мужеством, чем нанес ее, а самым жалким - Регула, казнимого за
верность данной врагам клятве. Но сказать такое не осмеливались даже са-
мые изнеженные, кто, не признавая его блаженным, все же не считал и нес-
частным. (18) Древние академики признавали, что можно и под пыткой быть
блаженным, но не до конца, не полностью5. С этим согласиться нельзя: кто
не блажен, тот не достиг высшего блага; а высшее благо не имеет более
высокой степени, если в нем присутствует добродетель, которую не
уменьшили бедствия, не искалечили телесные увечья. Она постоянна: ведь
добродетель, как я понимаю, мужественна и высока духом, все враждебное
ее только поощряет. (19) То мужество, которым часто преисполняются бла-
городные по задаткам юноши, когда их поражает красота какого-нибудь под-
вига, так что они готовы презреть все случайное, - его внушит нам и по-
дарит мудрость. Она убедит нас, что только честное есть благо, что оно
не может ни убавиться, ни прибавиться, - также как нельзя согнуть мери-
ло, которым проверяют прямизну. Что ты в нем ни изменишь, все повредит
прямизне. (20) То же самое мы скажем о добродетели: и она пряма, согнуть
ее нельзя; стать тверже она может, вырасти - нет. Она судит обо всем, ей
никто не судья. И как она сама не может стать прямей, так то, что дела-
ется в соответствии с нею, не бывает одно прямее другого: ведь все выме-
рено по ней и, значит, одинаково. (21) Ты скажешь: "Значит, все равно,
лежать ли на пиру, или под пыткой?" - Это кажется тебе удивительным? Ну
что ж, удивляйся еще больше: возлежать на пиру - зло, висеть на дыбе -
благо, если первое постыдно, второе - честно. И то, и другое - благо или
зло не само по себе, а в зависимости от добродетели: где она появляется,
там все - одной меры и цены. (22) Пусть любой, кто о мужестве всех судит
по своему собственному, колет мне глаза моими словами о том, что равные
блага - стойко вынести бедствия и честно судить об удачах6, что равные
блага - справлять триумф и с несломленным духом плестись перед колесни-
цей7. Они мнят, будто и не бывает того, что им самим не под силу, и вы-
носят приговор добродетели, глядя на собственную немощь. (23) Надо ли
удивляться тому, что порой нам приятны и даже милы и огонь, и раны, и
смерть, и цепи? Для привыкшего к роскоши воздержность - наказанье; для
ленивца труд - пытка; избалованный жалеет деятельного; для празднолюбца
усердье - мука. Так и все мы то, что нам не по плечу, считаем неперено-
симо трудным, забывая, что для многих мученье - остаться без вина или
просыпаться на рассвете. Не так трудно все это по природе, как мы сами
хилы и бессильны. (24) Чтобы судить о всяких делах, нужно величие духа,
а не то мы припишем им наши пороки. Так прямые предметы, погруженные в
воду, кажутся взгляду искривленными и переломленными. Важно не только
то, что ты видишь, но и как: наша душа видит слишком смутно, чтобы разг-
лядеть истину. (25) Дай мне неиспорченного юношу живого нрава - и он
скажет, что ему представляется самым счастливым тот, кто не согнется,
подняв на плечи груз бедствий, кто возвысился над фортуной. Ничего уди-
вительного быть безмятежным среди спокойствия; удивляйся, если кто под-
нимает голову там, где все поникают, стоит там, где все лежат. (26) Мно-
го ли зла в пытках, во всем, что мы называем бедствиями? На мой взгляд,
только одно: они подрезают наш дух, сгибают его, придавливают; но с му-
жем мудрым этого быть не может. Он ни под какой тяжестью не согнется,
ничто не сделает его ниже, и все, что приходится сносить, будет ему по
нраву. Ибо он не жалуется, когда на его долю выпадает что-нибудь из то-
го, что может выпасть человеку. Он знает свои силы, знает, что должен
носить тяжести. (27) Я не исключаю мудреца из числа людей, не утверждаю,
что он чужд боли, словно бесчувственная скала. Я не забываю, что и он
сложен из двух частей: одна из них чужда разума - она чувствует терза-
ния, ожоги, боль; другая - разумная, и она тверда в своих мнениях, бест-
репетна, непобедима. В ней-то и заключено высшее благо человека; пока
оно не достигло полноты, дух колеблется в нерешительности, когда оно
станет совершенным, дух делается спокойным и недвижимым. (28) Начинающий
- тот, кто стремится к высшему благу и чтит добродетель, - даже если
приблизился к совершенному благу, но еще не дошел до конца, может порой
остановиться и ослабить напряжение духа, ибо еще не миновал полосы нере-
шительности и остается на скользкой почве. А кто блажен, в ком доброде-
тель совершенна, любит себя тем больше, чем смелее пройдет через испыта-
ния, и страшное для всех прочих не только выдерживает, если этой ценою
честно выпол няется долг, но и принимает с радостью, предпочитая слышать
о себе "вот храбрец!", чем "вот счастливец!"(29)

Теперь перейду к тому, куда зовет меня твое ожидание. Не думай,
будто наша добродетель витает за пределами природы: нет, мудрец и задро-
жит, и побледнеет, и боль почувствует; ведь все это ощущения тела. Но
где бедствие? Где истинное зло? Там, конечно, где тяготы заставляют
пасть духом, признать себя рабом, раскаяться в том, что ты таков. (30)
Мудрец побеждает фортуну добродетелью; но скольких мудрецов по ремеслу
страшит малейшая угроза! В этом и есть наша ошибка: всего, что сказано о
мудром, мы требуем от начинающих. Что я хвалю, в том хочу убедить себя,
но еще не убедил; а если бы и убедил, все равно дух мой не настолько за-
кален, чтобы с готовностью идти против всех превратностей. (31) Как
шерсть одну краску впитывает сразу, другую - только когда долго мокнет и
варится в ней, так одни учения ум удерживает, едва восприняв, а это уче-
ние, если не проникло глубоко и надолго, если не окрасило, а только ис-
пачкала душу, не даст ей ничего из обещанного. (32) Преподать его можно
быстро и в немногих словах: есть одно благо - добродетель, и помимо нее
благ нет; добродетель заключена в лучшей, то есть разумной, части нашего
существа. Что же такое эта добродетель? Истинное и непоколебимое сужде-
ние; от него душа получает все побуждения, через него становятся ясны
все те видимости, от которых побуждения исходят. (33) Держаться этого
суждения - значит считать все, к чему причастна добродетель, благом, а
все блага - равными.

Телесные блага суть блага для тела, а не блага во всем. В них есть
своя ценность, но благородства в них нет, и между собою они далеко не
равны: одни бывают больше, другие меньше. (34) И между приверженцами
мудрости есть большие различия - этого невозможно не признать.
Один пре-успел лишь настолько, что осмеливается взглянуть в лицо судьбе, но ее
взгляда не выдерживает и опускает глаза, ослепленные блеском; другой -
настолько, что ему под силу сойтись с ней лицом к лицу, - если он достиг
вершины и не знает сомнений. (35)
Несовершенное не может быть стойким:
оно то движется вперед, то оскользается и никнет. Пусть оскользаются, -
лишь бы шли вперед и не оставляли стараний; но стоит ослабить неустанное
рвение, перестать напрягаться - и поневоле пойдешь назад. Отступившись,
не вернешься к достигнутому. Так будем усердны и упорны! (36) Пусть кое
с чем мы сладили, но остается еще больше.
Однако немалая часть успеха -
желание преуспеть. Это я знаю твердо, а потому и хочу, хочу всей душой.
И тебя, я вижу, подстегивает то же самое желание, так что ты неудержимо
спешишь к самому прекрасному. Поспешим вместе! Только так жизнь будет
благодеянием, а не то жить - значит терять время, постыдно мешкая среди
всяческой мерзости. Добьемся же, чтобы время принадлежало нам. Но этому
не бывать, покуда мы сами не будем принадлежать себе. (37)
Когда удастся
нам презреть и вражду, и милость фортуны? Когда посчастливится нам, по-
давив и подчинив своей власти всякую страсть, воскликнуть: "Я победил!"
- Кого, - спросишь ты? - Не персов, не далеких мидийцев, не живущие
дальше дагов8 воинственные племена, если есть такие, - но скупость, но
честолюбие, но страх смерти, которыми бывали побеждены победители наро-
дов. Будь здоров.
Сенека Л. Нравственные письма к Луцилию ч.71
Другие письма Сенеки, кому интересно, тут:http://blogs.mail.ru/mail/simoncon/tag/%d1%e5%ed%e5%ea%e0

 Отправлено: 09.12.10 20:24. Заголовок: НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА ..

НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ
НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

Читаем письма Сенеки и учимся вечной мудрости
Письмо 82 О бесстрашии
Сенека приветствует Луцилия!
О тебе я перестал тревожиться.-Ты спросишь,кого из богов взял я поручителем? –Того,конечно,который никогда не обманывает-душу,полюбившую все справедливое и благое. Лучшая часть твоего существа в безопасности.Фортуна может тебе повредить,но самого главного-как бы ты сам себе не повредил- я не боюсь. Иди,куда направился,и живи,как живешь,спокойно,но не легко. Мне,например,пусть лучше будет плохо,чем легко.»Плохо» понимай в том смысле,как привык говорить народ: тяжко,трудно, в заботах. Мы часто слышим такие похвалы тем,чьей жизни завидуют: «Ему живется легко!» Но ведь это значит: «Он человек изнеженный!» Понемногу душа делается дряблой и бессильной,под стать тому безделью и лени,в которых она погрязла.Но разве не больше подобает мужу даже чрезмерная твердость? Избалованные боятся смерти- и делают свою жизнь подобной ей. А ведь лежать отдыхая, и лежать в могиле-не одно и то же! – Ты скажешь:»Да не лучше ли лежать хотя бы так,чем вертеться в водовороте дел?»- И то и другое гибельно-и судорога и столбняк. По-моему ,труп и тот,что лежит в благовониях, и тот,которого волокут крюком. Досуг без занятий науками –смерть и погребение заживо. Что пользы уединиться? Как будто поводы для тревог не погонятся за нами и через моря! В какое убежище не проникнет страх смерти? За какими стенами, в каких подземельях можно жить так спокойно,чтобы не бояться боли? Где бы ты ни скрылся,вокруг будет шуметь человеческое зло. Много его вне нас,и оно ходит вокруг, чтобы обмануть,чтобы настигнуть,много и в нас самих,и оно бушует даже среди одиночества.
Нужно возвести вокруг несокрушимую стену философии,которую фортуна,сколько бы ни била осадными орудиями,не возьмет никогда. В недосягаемом месте та душа,что покинула все внешнее и отстаивает свою свободу в собственной крепости: никакое копье до нее не долетит. У фортуны руки не так длинны,как мы думаем: ей не схватить никого,кроме тех,кто льнет к ней. Так будем держаться от нее как можно дальше-это удастся сделать ,только познав и себя и природу. Пусть каждый знает,куда он идет и откуда взялся,что для него хорошо,что плохо,чего он ищет и чего избегает,что есть разум,отличающий то,к чему должно стремиться, от того,чего следует бежать , укрощающий безумие желаний и смиряющий жестокость страхов.
Некоторые думают,что они подавили все это и без философии. Но когда живших безопасно испытывает какое-нибудь бедствие,тогда и будет вырвано у них позднее признание. Громкие слова уйдут из головы,когда пытатель потребует протянуть руку, когда смерть придвинется ближе.Тогда можно сказать:легко тебе было издалека бросать вызыв бедам!
Вот боль ,которую ты объявлял терпимой! Вот смерть,против которой ты произносил мужественные речи! Свистят бичи,блещет клинок.
Вот теперь-то нужна и отвага , твердое сердце!
А сделает его твердым неустанное размышление,если только ты будешьупражнять не язык,но душу и готовить себя к смерти-а сил и мужества противостоять ей не даст тебе тот,кто словесными ухищрениями попытается убедить тебя,будто смерть не есть зло. Право,Луцилий,лучший из людей,приятно посмеяться над этими греческими глупостями, которые я,к моему собственному удивленью,еще не выбросил из головы. Наш Зенон прибегает к такому умозаключению: «Зло не может быть славным,смерть бывает славной,значит,смерть не есть зло»- Ты своего добился-избавил меня от страха!После таких слов я не поколеблюсь склонить голову под меч. Но не угодно ли тебе говорить серьезнее и не смешить идущего на смерть? Не легко сказать ,кто глупее-тот ли,кто верит,будто такой уловкой погасил страх смерти,или тот,кто пытается ее распутать, словно это не чистое празднословие. Ведь сам Зенон предложил противоположную уловку,основанную на том,что смерть мы причисляем к вещам безразличным. »Безразличное – говорит он-не бывает славным.смерть бывает славной, значит, смерть не безразлична». Видишь, к чему украдкой ведет эта уловка. Не смерть бывает славной,а мужественная смерть.Когда ты говоришь «безразличное не бывает славным»,я соглашусь с тобой в том смысле,что славным бывает только связанное с безразличным. Я утверждаю, что безразличное (то есть ни хорошее,ни плохое) – это и недуг,и боль, и бедность, и ссылка, и смерть. Само по себе все это славным не бывает,но и без этого нет ничего славного:хвалят не бедность,а того,кого она не покорила,не согнула,хвалят не ссылку, а того,кто, отправляясь в ссылку, не горевал,хвалят не боль, а того,кого боль ни к чему не принудила; никто не хвалит смерть-хвалят того,у кого смерть отняла душу,так и не взволновав ее. Все это само само по себе не может быть ни честным,ни славным; но к чему приблизилась и прикоснулась добродетель,то она делает и честным и славным. Эти вещи стоят как бы посредине, и все дело в том,что приложит к ним руку-злонравие или добродетель.
Смерть , у Катона славная. У Брута становится жалкой и постыдной. Ведь это тот Брут,который перед смертью искал отсрочек,вышел,чтобы облегчить живот, а когда его позвали и велели склонить голову под меч.сказал:»Сделаю это,клянусь жизнью!»-Какое безумие – бежать,когда отступать уже некуда! «Сделаю это,клянусь жизнью!» чуть было не прибавил: « жизнью хотя бы и под Антонием». Право, он заслужил,чтобы его предали жизни!
Но.как я сказал вначале,ты видишь,что сама смерть – не добро и не зло: Катону она послужила к чести,Бруту –к позору. Любая вещь,пусть в ней нет ничего прекрасного, становится прекрасной вкупе с добродетелью.Мы говорим: спальня светлая;но она же ночью становится темной; день наполняет ее светом,ночь его отнимает.Так и всему, что мы называем »безразличным» и «стоящим посредине»: богатством, могуществом, красоте, почестям,царской власти, и наоборот - смерти, ссылке, нездоровью,страданиям и всему,чего мы больше или меньше боимся,дает имя добра или зла злонравие либо дородетель.Кусок железа сам по себе не горяч и не холоден,но в кузнечной печи он раскаляется,в воде остывает.Смерть становится честной благодаря тому,что честно само по себе: добродетели и душе,презирающей все внешнее.
Но и то,Луцилий,что мы называем «средним»,не одинаково: ведь смерть не так безразлична,как то,четное или нечетное число волос растет на голове. Смерть –не зло,но имеет обличье зла. Есть в нас любовь к себе, и врожденная воля к самосохранению, и неприятие уничтоженья; потому и кажется,что смерть лишает нас многих благ и уводит от всего, к чему мы привыкли. И вот чем еще отпугивает нас смерть: здешнее нам известно,а каково то,к чему все перейдут,мы не знаем и страшимся неведомого. И страх перед мраком,в который ,как люди верят,погрузит нас смерть,естествен. Так что даже если смерть и принадлежит к вещам безразличным,пренебречь ею не так легко: нужно закалять дух долгими упражнениями,чтобы вынести ее вид и приход. Презирать смерть больше должно,чем принято: слишком много насчет нее суеверий,слишком много даровитых людей состязалось,как бы пуще ее обесславить,изобразили и преисподнюю темницу,и край,угнетаемый вечным мраком и огромного
Пса,что Орк охраняет,-
Лежа на груди костей,обглоданных в гроте кровавом,
Вечно лаем своим он бескровные тени пугает
А если ты даже и убедишься,что все это сказка и усопших ничего не ждет из того,что внушало им ужас, -подкрадывается новая боязнь: ведь одинаково страшно и быть в преисподней, и не быть нигде. Так разве мужественно пойти на смерть наперекор всему,что внушено нам давним убеждением,не есть один из самых славных и великих подвигов человеческого духа? Ему никогда бы не подняться к добродетели,если бы он считал смерть злом; он поднимется,если сочтет ее безразличной.
Природа не допускает,чтобы кто-нибудь отважно шел на то,что считает злом; всякий будет медлить и мешкать,а сделанное поневоле, с желанием увильнуть,не бывает славным.
Добродетель ничего не делает по необходимости. И еще одно: не бывает честным то,что делается не от всей души,чему она хоть отчасти противится. А где идут на плохое,либо из болезни худшего,либо в надежде на хорошее,ради которого стоит однажды терпеливо проглотить плохое,там сужденья человека раздваиваются: одно велит выполнить задуманное,другое тянет назад,прочь от подозрительного и опасного дела. Так и разрывается человек в разные стороны.Но слава при этом погибает. Добродетель выполняет все,что решила,без разлада в душе и не боится того,что делает.
Ты же,беде вопреки,не сдавайся и шествуй смелее,
Шествуй,доколе тебе позволит фортуна!
Но ты не будешь шествовать смелее,если считаешь беды злом.Эту мысль нужно вытравливать из сердца,не то останется замедляющее натиск подозрение,и ты натолкнешься на то,на что нужно бы напасть с ходу.
Наши хотят представить уловку Зенона истинной,а вторую,ей противоположную, обманчивой и лживой. Я не проверяю их ни законами диалектики,ни хитросплетениями дряхлых ухищрений,но считаю,что неприемлем весь этот род вопросов ,когда спрошенный полагает,что его запутали,и, вынужденный соглашаться,отвечает одно,а думает другое. Во имя истины нужно действовать проще,против страха-мужественней.
Я предпочел бы все,что они накрутили,распутать и разъяснить,чтобы не навязывать суждение ,а убеждать. Войско,построенное для боя,идущее на смерть за жен и детей-как его ободрить?
Вот тебеФабин,род,взявший в свои руки войну всего государства.вот тебе лаконяне, засевшие в самой теснине Фермопил: они не надеются ни победить,ни вернуться,это место и будет им могилой. Как ободрить их,чтобы они телами загородили дорогу лавине,обрушившейся на весь народ,и ушли из жизни,но не со своего места? Неужто сказать им:»Зло не может быть славным; смерть бывает славной,значит,смерть не есть зло?» Вот убедительная речь! Кто после нее поколеблется броситься на вражеские клинки и умереть стоя? А Леонид-как храбро обратился он к воинам!»Давайте-ка завтракать ,соратники: ведь ужинать мы будем в преисподней!»-вот что он сказал. И ни у кого кусок не выпал из рук,не завяз в зубах,не застрял в горле;все обещали быть и за завтраком и за ужином. А тот римский вождь,который ,посылая солдат пробиться сквозь огромное вражеское войско и захватить некое место,сказал им: «Дойти туда,соратники, необходимо, а вернуться оттуда необходимости нет».
Видишь,как проста и повелительна добродетель! Кого из смертных,запутав,вы сделаете храбрее,кому поднимете дух? Нет,вы его сломите,ибо меньше сего можно умалять его и насильно занимать хитроумными мелочами тогда,когда готовится нечто великое. Нужно избавить от страха смерти не триста,а всех смертных. Как ты им докажешь,что она не зло? Как победишь предрассудки,еслт люди впитали их во младенчестве и питали на всем своем веку?Где ты найдешь помощь?Что ты скажешь человеческой слабости? Что ты скажешь,дабы воспламенять людей и бросить в гущу опасностей?Какой речью разрушишь этот единодушный страх,какими силами ума искоренишь упорствующее против теб убеждение рода человеческого? Будешь нанизывать лукавые слова,сплетать каверзные вопросы?Больших чудовищ бьют большими снарядаами. В ту свирепую африканскую змею что была для римских легионов страшней самой войны,напрасно метили из луков и пращей;и пикой нельзя было ее ранить,потому что огромное тело,твердое в меру своей величины,отбрасывало и железо,и все,что метала человеческая рука; только огромными камнями сломали ей хребет. А сражаясь со смертью,ты посылаешь такие малые стрелы? Хочешь встретить льва шилом?То,что ты говоришь, остро.Но нет ничего острее ости на колосе. Есть вещи,которые как раз тонкость и делает бесполезными и никчемными. Будь здоров.
http://my.mail.ru/community/vegeta-religioza/30BADA37EED4525E.html#comment_begin<\/u><\/a>

 Отправлено: 28.02.11 22:16. Заголовок: СЕНЕКА. О БЕЗОПАСНОЙ..

СЕНЕКА. О БЕЗОПАСНОЙ ЖИЗНИ
СЕНЕКА. О БЕЗОПАСНОЙ ЖИЗНИ.
НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ.ПИСЬМА 105.
Сенека приветствует Луцилия!
Я скажу,за чем тебе надобно следить,чтобы жить безопасней. А ты,полагаю,выслушаешь мои наставления так,словно я поучаю тебя,как сохранить здоровье на Ардеатинском поле. Посмотри сам,что подстрекает человека губить другого-и ты увидишь надежду,зависть, ненависть, страх,презрение. Из всего названного самое легкое-эти презренье: многие даже прятались в нем ради самозащиты. Кого презирают,того,конечно,топчут,но мимоходом. Никто не станет вредить презираемому усердно и с упорством. Даже в бою лежащего минуют,сражаются с тем,кто на ногах. Для надежды ты не подашь бесчестным повода, если у тебя не будет ничего,способного распалять чужую бесчестную алчность,ничего примечательного. Ведь желают заполучить как раз примечательное и редкое,пусть оно и мало. Зависти ты избежишь,если не будешь попадаться на глаза, не будешь похваляться своими благами,научишься радоваться про себя. Ненависть порождается либо обидами- но ее ты не навлечешь,если никого не будешь затрагивать-либо родится беспричинно – но от нее тебя убережет здравый смысл.
Для многих ненависть бывала опасна: ведь иные вызывали ее,хотя и не имели врагов. Бояться тебя не будут,если твоя удачливость будет умеренной,а нрав –кротким. Пусть же люди знают,что тебя задеть не опасно и помириться с тобою можно наверняка и без труда. А если тебя боятся и дома,и вне его,и рабы, и свободные-это тебе же самому плохо: ведь повредить под силу всякому.
Прибавь еще одно: кого боятся,тот и сам боится,кто ужасен другим,тому неведома безопасность. Остается еще презренье; мера его-в твоей власти,если ты сам принял его на себя,если такова твоя воля,а не неизбежность. Избавиться от этой неприятности тебе помогут или свободные искусства,или дружба с людьми,имеющими власть и влияние у власть имущих. Впрочем, к ним нужно приближаться,но не сближаться тесно,чтобы лекарство не обошлось нам дороже болезни.
А самым полезным будет не суетиться и поменьше разговаривать с другими,побольше –собою.Есть в беседе некая сладость,вкрадчивая и соблазнительная, и она-то не иначе,чем любовь или опьянение,заставляет выдавать тайны. А кто услышит,тот не промолчит,кто не промолчит,тот скажет больше,чем слышал,да и о говорившем не умолчит. У всякого есть человек,которому доверяют столько же,сколько ему самому доверено.Пусть первый даже не даст воли своей болтливости,пусть довольствуется одним слушателем-их получится целый город, и то,что недавно было тайной,делается общим толком.
Еще немалый залог безопасности- не поступать несправедливо.Кто над собою невластен, у тех жизнь полна смуты и тревоги,от которых они никогда не свободны. Чем больше они навредят,тем больше боятся,трепещут,сделав зло,и не могут ничего другого делать,удерживаемые совестью,принуждающей их держать перед нею ответ.
Кто ждет наказанья,тот наказан, а кто заслужил его,тот ждет непременно. Когда совесть нечиста,можно остаться безнаказанным,а уверенным –нельзя. Даже непойманный думает, что его вот-вот поймают,он ворочается во сне и, едва заговорят о каком-нибудь злодействе, вспоминает о своем: оно кажется ему плохо скрытым,плохо запрятанным.
Преступник может удачно схорониться,но полагаться на свою удачу не может.
Будь здоров.
http://my.mail.ru/community/vegeta-religioza/9BA1A9A861AD202.html#comment_begin

 Отправлено: 28.02.11 22:19. Заголовок: СЕНЕКА.ЧЕГО ОПАСАТЬС..

СЕНЕКА.ЧЕГО ОПАСАТЬСЯ


СЕНЕКА. ЧЕГО ОПАСАТЬСЯ
Нравственные письма к Луцилию.Письмо 103
Сенека приветствует Луцилия!
Зачем ты опасаешься беды,что может произойти с тобою,а может и не произойти? Я имею в виду пожар,обвал дома и прочее,что на нас обрушивается,но не подстерегает нас. Лучше смотри и старайся избежать того,что следит за нами и хочет поймать. Потерпеть крушение,упасть с повозки –все это случаи тяжкие,но редкие; а вот человек человеку грозит ежедневно. Против этой опасности снаряжайся,ее выслеживай внимательным взглядом: нет беды чаще,нет упорней,нет вкрадчивей.
Буря,прежде чем разразиться,грозит нам,здания,прежде чем рушнут,дают трещину,дым предупреждает о пожаре-гибель от руки человека внезапна и чем ближе подступает,тем усерднее прячется. Ты заблуждаешься,если веришь лицам встречных: обличье у них человеческое,душа- звериная; или нет,со зверьми только первое столкновение опасно, а кого они минуют,тех не ищут больше,потому что только необходимость толкает их чинить вред. Зверей заставляет нападать или голод,или страх,а человеку погубить человека приятно.
Думай,однако,о грозящей от человека опасности так,чтобы не забывать и о долге человека. На одного гляди,чтоб он тебе не повредил,на другого-чтобы ему не повредить. Радуйся чужим удачам,огорчайся неудачам,помни,что ты должен дать другим и чего остерегаться. Чего ты достигнешь,живя так? Повредить тебе смогут все равно,а вот обмануть не смогут. Укройся,насколько сможешь в философии: она тебя спрячет в объятиях,в ее святилище ты будешь или в полной ,или в большей безопасности. Сталкиваются только те,кто гуляет по одной дороге.
Однако и самой философией нельзя похваляться: для многих ,кто хвастался ею и кичился, она стала причиной ненависти. Пусть она избавит от пороков тебя, а не обличает чужие пороки; пусть не чурается общепринятых обычаев; пусть постарается не внушать мненья,будто она осуждает то,от чего воздерживается.Можно быть мудрым и не выставляясь напоказ,не вызывая неприязи.Будь здоров.

 Отправлено: 01.03.11 18:01. Заголовок: СЕНЕКА. О СТРАСТЯХ. ..

СЕНЕКА. О СТРАСТЯХ.
НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ .ПИСЬМО 116


Сенека приветствует Луцилия!
Часто спрашивают,довольно ли, чтобы страсти были умеренными,или лучше не иметь никаких страстей. Наши изгоняют страсти,перипатетики стараются их укротить. Я не вижу,почему умеренная тяжесть болезни может быть целебной или полезной. Не бойся! Я не отнимаю у тебя ничего такого,что ты отдал бы против воли; я буду сговорчив и снисходителен ко всему,что ты считаешь или необходимым для жизни,или приятным,или полезным и к чему стремишься,а избавлю тебя от порока. Ведь я, запретив тебе жаждать, разрешу хотеть,чтобы ты то же самое делал без страха по твердому решению,чтобы даже наслажденья твои были острей. Разве ты не будешь чувствовать их полнее,ставши их повелителем,а не рабом?
Ты скажешь:»Но ведь естественно мучиться,тоскуя о друге:дай же право плакать,когда столь праведна причина. Естественно быть задетым людскими мнениями,огорчаться,если они неблагоприятны; почему же ты не допускаешь этого благородного страха перед дурным мнением?»
- Нет порока без оправдания,начало всякого из них скромно и простительно-зато после он разливается широко.Позволь ему возникнуть – и ты не покончишь с ним никакими стараньями. Всякая страсть вначале немощна,а потом сама себя разжигает и набирается силы,разрастаясь: легче не пустить ее,чем выгнать. Кто спорит с тем,что всякая страсть берется из некого естественного истока? Заботиться о себе велела нам природа; начни потакать этой заботе – и она превратится в порок. Наслажденье природа подмешала к вещам необходимым не затем,чтобы мы его домогались,но чтобы благодаря этой прибавке стало приятнее для нас то,без чего мы не можем жить; а появится самозаконное наслаждение- и начинается сластолюбие. Так будем же при входе сопротивляться страстям, коль скоро,как я сказал,их легче не впустить,чем заставить уйти
.- «Но позволь хоть в какой-то мере горевать,хоть в какой-то мере бояться!» - Эта мера растягивается очень широко! Ты уже и как захочешь, не остановишься.Пусть мудрец не столь бдительно стережет себя-для него это безопасно: он ,когда ему угодно,положит конец и слезам и наслаждениям; а нам лучше и не пытаться идти вперед,если вернуться так трудно. Мне кажется,очень тонко ответил Панэтий одному юнцу на вопрос,может ли мудрец полюбить:»Как будет с мудрецом,посмотрим; а вот нам с тобой до мудреца далеко, и мы не должны допускать,чтобы над нами взяла верх страсть бурная и необузданная,сама себя ставящая ни во что и отдающаяся во власть другому. Взглянут на нас благосклонно – мы пуще распаляемся от доброты; отвернутся- нас раззадоривает надменность. Вредна и легкая любовь, и трудная: легкостью она берет нас в плен, с трудностями заставляет бороться.
Так что лучше нам остаться в покое,зная нашу слабость. Нестойкую душу нельзя вверять ни вину,ни красоте,ни лести,ни другим соблазнительным приманкам». То же самое,что Панэтий говорил о любви,я скажу обо всех страстях.Насколько в наших силах,отойдем от скользкого места: мы и на сухом-то стоим нетвердо- Ты сейчас выставишь против меня общий упрек,всегда бросаемый стоикам:»Слишком много вы обещаете,слишком суровы ваши наставленья! Мы –люди слабые и не можем себе отказать во всем! Мы будем горевать,но не очень,будем желать,но умеренно,будем сердиться –а потом успокоимся»- Знаешь,почему мы этого не можем? Не верим,что можем! А на деле ,клянусь ,все иначе! Мы защищаем наши пороки,так как любим их,и предпочитаем извинять их,а не изгонять. На это природа дала человеку довольно сил-если мы соберем их и напряжем и путим в ход не против себя,а себе в защиту.
«Не хотим « -вот причина; « не можем» - только предлог.
Будь здоров
http://my.mail.ru/community/vegeta-religioza/7FF6D61B3DE9B622.html

 Отправлено: 02.03.11 21:53. Заголовок: СЕНЕКА.КАК СТАТЬ БОГ..

цитата:

СЕНЕКА.КАК СТАТЬ БОГАТЫМ НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ.ПИСЬМО 119 Желательно прочитать нашим олигархам…. Сенека приветствует Луцилия! Никогда я, если найду что-нибудь,не жду,пока ты скажешь: «Чур,на двоих!» - я сам себе говорю это.Ты спросишь,какова моя находка? Подставляй полу,здесь чистая прибыль! Я научу тебя ,как в два счета стать богачом-а тебе об этом куда хочется услышать,и недаром: я кратчайшим путем поведу тебя к величайшему богатству. Впрочем,тебе нужен будет заимодавец; чтобы начать дело,придется взять в долг; но я не хочу,чтобы ты брал через вторые руки,не хочу,чтобы посредники трепали твое имя. Я представляю тебе сговорчивого заимдавца –того,что указан был Катоном: «Бери в долг у себя самого».Нам хватит любой малости,если все,чего недостает,мы будем просить у себя самих. Знай, мой Луцилий: что не желать,что иметь –одно и то же. Итог и тут и там одинаков: мучиться ты не будешь.Я не поучаю тебя хоть в чем-нибудь отказывать природе: она упряма,одолеть ее нельзя,-все равно потребует своего; но что выходит за ее пределы,то заемное,а не необходимое. Я голоден-надо поесть; а полбяной будет хлеб или пшеничный,это к природе касательства не имеет.Она хочет,чтобы мы насыщали утробу,а не ублажали. Мне хочется пить,а какую воду-ту ли,что я зачерпнул из соседнего озера, или ту,которую запечатал снегом,чтобы она была свежей от заемного холода-это к природе касательства не имеет. Она велит одно: утолить жажду; будет ли твой кубок из золота,из хрусталя или из мурры,будет ли у тебя тибуртинская чашка или собственная горсть-это природе неважно. В каждом деле смотри на цель-и откажешься от всего лишнего. Голод взывает ко мне-я протяну руку к тому,что ближе лежит,а он сам сделает вкусным все,что бы я ни взял. Голодный ничем не гнушается. «А что же будет у меня для удовольствия?» -По-моему, прекрасно сказано: «Мудрец-самый неустанный искатель природного богатства»-Ты скажешь:»Что ты угощаешь меня с пустой тарелки? Я приготовил было мешки для денег,озирался,выбирая,в какое море мне пуститься для торговли,какой взять откуп,какие ввозить товары. Посулить богатство,а потом учить бедности-это обман!» -Стало быть,того, кто ни в чем не знает недостатка,ты считаешь бедняком?-«Но этим он обязан себе и своему терпению,а не фортуне»- Так ты не хочешь считать его богатым только потому,что его богатство его богатство неисчерпаемо? Что больше:иметь много или сколько хочется? Кто имеет много,тот желает еще больше-а это доказывает,что он имеет меньше,чем ему хочется. А у кого есть,сколько хочется,тот достиг цели-чего никогда не дается богатству. Ты потому только считаешь,будто у них нет богатства,что их корысти ради не внесли в смертные списки,что им корысти ради не подсыпали яду ни сын,ни жена? Что во во время войны им ничего не грозит? Что в дни мира они свободны от дел? Что ни владеть такими богатствами не опасно,ни распоряжаться не трудно? «Но ведь мало есть у того,кто разве что не знает холода,и голода, и жажды!» -Большего нет и у Юпитера! Иметь,сколько хочется,никогда не мало,а меньше,чем хочется-всегда мало. После Дария,после индийцев Александр Македонский беден. Разве я лгу? Ведь он ищет,чего бы присвоить,рыщет по неведомым морям,шлет в океан флот за флотом, взламывает,так сказать,запоры мира. Чего доволно самой природе,человеку мало! Нашелся один,кто,имея все,захотел еще. Вот до чего слеп наш ум,вот до чего легко каждый из нас ,преуспев,забывает, с чего начал! Он,не бесспорный владетель жалкого уголка,достигнув границы земли и возвращаясь по захваченному им миру ,был печален. Деньги никого не сделали богатым-наоборот,каждого они делают еще жаднее до денег.Ты спросишь,в чем тут причина? Кто имеет много,тому становится по силам иметь больше.Одним словом ,можешь взять любого,чьи имена называют заодно с Крассом и Лицинием,и вывести на средину; пусть принесет свое имущество и подсчитает, что имеет и на что надеется; он беден,если верить мне,а если поверить тебе,то может обеднеть. А тот,кто сообразуется с требованьями природы,не только не чувствует,но и не боится бедности. Впрочем ,знай,что сократить свое добро до естественной меры крайне трудно: тот,кого мы называем близким к природе,кого ты именуешь бедняком,что-нибудь лишнее да имеет. Богатство ослепляет толпу и привлекает к себе взгляды,если из дому выносят много денег,если крыша у него щедро позолочена,если отборная прислуга бросается в глаза или красотой и ростом,или платьем.Но счастье таких богачей смотрит на улицу; а тот,кого мы избавили и от толпы и от фортуны,счастлив изнутри. Ведь что до тех,у кого хлопотливая бедность ложно присвоила имя богатства,то они вроде больных лихорадкой,про которых говорят:»У него лихорадка»-а между тем как раз он у нее во власти. Но говорим мы и так:»Его треплет лихорадка»; и тут нужно говорить так же:»Его треплет богатство». В одном я хочу тебя вразумить-в том , в чем любых вразумлений мало: мерь все естественными желаниями,которые можно удовлетворить или задаром,или за малую цену. И не смей примешивать к желаньям пороки! Ты спрашиваешь,каким должен быть стол,на каком серебре подавать,надо ли ,чтобы все прислужники были одного роста и без бороды.Но ведь природе ничего,кроме пищи,не нужно! Разве,коль жажда тебе жжет глотку,ты лишь в золотому Тянешься к кубку? Голодный всего, кроме ромба,павлина, Будешь гнушаться?. Голод не тщеславен,ему довольно,если его утолят,а чем-ему нет дела. Остальное –муки злосчастной жажды роскоши: это она доискивается,как бы ей,наевшись ,снова захотеть есть,как ей не наполнить,а набить брюхо,как вновь возбудить жажду,напившись первыми глотками. Прекрасно говорит Гораций,что жажде нет дела ,в какой чаше и скольизящною рукой подана вода. А если ты считаешь важным,кудряв ли мальчик,протягивающий тебе питье , и блестит ли кубок-значит,ты пить не хочешь. Помимо прочих даров получили мы от природы и этот,наилучший: необходимое не приедается.Выбирать можно только между лишними вещами.-« То некрасиво,это никем не ценится,а вон то оскорбляет мой взгляд». Великий создатель мира,предписавший нашей жизни законы,сделал так,чтобы мы были здоровы,а не избалованы.Для здоровья все есть,все под рукой; для баловства все добывается с трудом и муками. Так воспользуемся этим благодеяньем природы,полагая его в числе величайших,и наибольшей ее заслугой перед нами будем считать данную нам способность не пресыщаться тем,чего мы желаем по необходимости. Будь здоров.

http://my.mail.ru/community/vegeta-religioza/5049841D128855D4.html

 Отправлено: 28.07.11 10:31. Заголовок: Надземное, 238 Урусв..

 Отправлено: 18.01.13 09:38. Заголовок: Луций Анней Се..

Луций Анней Сенека
НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

цитата:

Письмо 1 Сенека приветствует Луцилия! (1) Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую. Но позорнее всех потеря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую - на безделье, и всю жизнь - не на те дела, что нужно. (2) Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, - ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежат смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день - меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. (3) Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность. (4) Быть может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя поучать? Признаюсь чистосердечно: как расточитель, тщательный в подсчетах, я знаю, сколько растратил. Не могу сказать, что не теряю ничего, но сколько теряю, и почему, и как, скажу и назову причины моей бедности. Дело со мною обстоит так же, как с большинством тех, кто не через собственный порок дошел до нищеты; все меня прощают, никто не помогает. (5) Ну так что ж? По-моему, не беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж лучше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши предки поздно быть бережливым, когда осталось на донышке. Да к тому же остается там не только мало, но и самое скверное. Будь здоров.

цитата:

Письмо II Сенека приветствует Луцилия! (1) И то, что ты мне писал, и то, что я слышал, внушает мне на твой счет немалую надежду. Ты не странствуешь, не тревожишь себя переменою мест. Ведь такие метания - признак больной души. Я думаю, первое доказательство спокойствия духа - способность жить оседло и оставаться с самим собою. (2) Но взгляни: разве чтенье множества писателей и разнообразнейших книг не сродни бродяжничеству и непоседливости? Нужно долго оставаться с тем или другим из великих умов, питая ими душу, если хочешь извлечь нечто такое, что в ней бы осталось. Кто везде - тот нигде. Кто проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множество, а друзей нет. То же самое непременно будет и с тем, кто ни С одним из великих умов не освоится, а пробегает всё второпях и наспех. (3) Не приносит пользы и ничего не дает телу пища, если ее извергают, едва проглотивши. Ничто так не вредит здоровью, как частая смена лекарств. Не зарубцуется рана, если пробовать на ней разные снадобья. Не окрепнет растение, если часто его пересаживать. Даже самое полезное не приносит пользы на лету. Во множестве книги лишь рассеивают нас. Поэтому, если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь - и довольно. (4) "Но, - скажешь ты, - иногда мне хочется развернуть эту книгу, иногда другую". - Отведывать от множества блюд - признак пресыщенности, чрезмерное же разнообразие яств не питает, но портит желудок. Потому читай всегда признанных писателей, а если вздумается порой отвлечься на другое, возвращайся к оставленному. Каждый день запасай что-нибудь против бедности, против смерти, против всякой другой напасти и, пробежав многое, выбери одно, что можешь переварить сегодня. (5) Я и сам так делаю: из многого прочитанного что-нибудь одно запоминаю. Сегодня вот на что натолкнулся я у Эпикура (ведь я частенько перехожу в чужой стан, не как перебежчик, а как лазутчик): (6) "Веселая бедность, - говорит он, - вещь честная". Но какая же это бедность, если она веселая? Беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше. Разве ему важно, сколько у него в ларях и в закромах, сколько он пасет и сколько получает и сотню, если он зарится на чужое и считает не приобретенное а то что надобно еще приобрести? Ты спросишь, каков предел богатства? Низший - иметь необходимое, высший - иметь столько, сколько с тебя довольно. Будь здоров.

цитата:

Письмо III Сенека приветствует Луцилия! (1) Ты пишешь, что письма для передачи мне отдал другу, а потом предупреждаешь, чтобы не всем, тебя касающимся, я с ним делился, потому что и сам ты не имеешь обыкновения делать так. Выходит, в одном письме ты и признаешь, и не признаешь его своим другом. Ладно еще, если ты употребил это слово как расхожее и назвал его "другом" так же, как всех соискателей на выборах мы называем "доблестными мужами", или как встречного если не можем припомнить его имени, приветствуем обращением "господин". (2) Но если ты кого-нибудь считаешь другом и при этом не веришь ему, как самому себе, значит, ты заблуждаешься и не ведаешь, что есть истинная дружба. Во всем старайся разобраться вместе с другом, но прежде разберись в нем самом. Подружившись, доверяй, суди же до того, как подружился. Кто вопреки наставлению Феофраста судит, полюбив, вместо того, чтобы любить, составив суждение", те путают, что должно делать раньше, что позже. Долго думай, стоит ли становиться другом тому или этому, но решившись, принимай друга всей душой и говори с ним так же смело, как с собою самим. (3) Живи так, чтобы и себе самому не приводилось признаваться в чем-нибудь, чего нельзя доверить даже врагу. но раз есть вещи, которые принято держать в тайне, делись лишь с другом всеми заботами, всеми мыслями. Будешь считать его верным - верным и сделаешь. Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают право быть вероломным. Почему не могу я произнести те или иные слова в присутствии друга? Почему мне не думать, что в его присутствии я все равно что наедине с собой? (4) Одни первому встречному рассказывают о том, что можно поведать только другу, и всякому, лишь бы он слушал, выкладывают все, что у них накипело. Другом боязно, чтобы и самые близкие что-нибудь о них знали; эти, если бы могли, сами себе не доверяли бы, потому они и держат все про себя. Делать не следует ни так, ни этак: ведь порок - и верить всем, и никому не верить, только, я сказал бы, первый порок благороднее, второй - безопаснее. (5) Точно так же порицанья заслуживают и те, что всегда обеспокоены, и те, что всегда спокойны. Ведь и страсть к суете признак не деятельного, но мятущегося в постоянном возбуждении духа, и привычка считать каждое движение тягостным - признак не безмятежности, но изнеженности и распущенности. (6) Поэтому удержи в душе слова, которые вычитал я у Помпония: "Некоторые до того забились во тьму, что неясно видят все освещенное". Все должно сочетаться: и любителю покоя нужно действовать, и деятельному - побыть в покое. Спроси совета у природы: она скажет тебе, что создала и день и ночь. Будь здоров.

 Отправлено: 19.01.13 06:41. Заголовок: Письмо IV Сен..

цитата:

Письмо IV Сенека приветствует Луцилия! (1) Упорно продолжай то, что начал, и поспеши сколько можешь, чтобы подольше наслаждаться совершенством и спокойствием твоей души. Есть наслаждение и в том, чтобы совершенствовать ее, чтобы стремиться к спокойствию; но совсем иное наслаждение ты испытаешь, созерцая дух, свободный от порчи и безупречный. (2) Ты, верно, помнишь, какую радость испытал ты, когда, сняв претексту, надел на себя мужскую тогу и был выведен на форум? Еще большая: радость ждет тебя, когда ты избавишься от ребяческого нрава и философия запишет тебя в число мужей. Ведь и до сей поры остается при нас уже не ребяческий возраст, но, что гораздо опаснее, ребячливость. И это - тем хуже, что нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки - мнимых, а мы - и того и другого. (3) Сделай шаг вперед - и ты поймешь, что многое не так страшно как раз потому, что больше всего пугает. Никакое зло не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или скоро будет позади, никак не иначе. - (4) "Нелегко, - скажешь ты, - добиться, чтобы дух презрел жизнь". - Но разве ты не видишь, по каким ничтожным причинам от нее с презреньем отказываются? Один повесился перед дверью любовницы, другой бросился с крыши, чтобы не слышать больше, как бушует хозяин, третий, пустившись в бега, вонзил себе клинок в живот, только чтобы его не вернули. Так неужели, по-твоему, добродетели не под силу то, что делает чрезмерный страх? Спокойная жизнь - не для тех, кто слишком много думает о ее продлении, кто за великое благо считает пережить множество консульств (5) Каждый день размышляй об этом, чтобы ты мог равнодушно расстаться с жизнью, за которую многие цепляются и держатся, словно уносимые потоком - за колючие кусты и острые камни. Большинство так и мечется между страхом смерти и мученьями жизни; жалкие, они и жить не хотят, и умереть не умеют. (6) Сделай же свою жизнь приятной, оставив всякую тревогу о ней. Никакое благо не принесет радости обладателю, если он в душе не готов его утратить, и всего безболезненней утратить то, о чем невозможно жалеть, утратив. Поэтому укрепляй мужеством и закаляй свой дух против того, что может произойти даже с самыми могущественными. (7) Смертный приговор Помпею вынесли мальчишка и скопец, Крассу - жестокий и наглый парфянин. Гай Цезарь приказал Лепиду подставить шею под меч трибуна Декстра - и сам подставил ее под удар Хереи. Никто не был так высоко вознесен фортуной, чтобы угрозы ее были меньше её попустительства. Не верь затишью: в один миг море взволнуется и поглотит только что резвившиеся корабли. (8) Подумай о том, что и разбойник и враг могут приставить тебе меч к горлу. Но пусть не грозит тебе высокая власть - любой раб волен распоряжаться твоей жизнью и смертью. Я скажу так: кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей. Вспомни пример тех, кто погиб от домашних козней, извещенный или силой, или хитростью, - и ты поймешь, что гнев рабов погубил не меньше людей, чем царский гнев. Так какое тебе дело до могущества того, кого ты боишься, если то, чего ты боишься, может сделать всякими? (9) Вот ты попал в руки врага, и он приказал вести тебя на смерть. Но ведь и так идешь ты к той же цели! Зачем же ты обманываешь себя самого, будто лишь сейчас постиг то, что всегда с тобой происходило? Говорю тебе: с часа твоего рождения идешь ты к смерти. Об этом должны мы думать и помнить постоянно, если хотим безмятежно дожидаться последнего часа, страх перед которым лишает нас покоя во все остальные часы. (10) А чтобы мог я закончить письмо, - узнай, что приглянулось мне сегодня (и это сорвано в чужих садах: "Бедность, сообразная закону природы, - большое богатство". Знаешь ты, какие границы ставит нам этот закон природы? Не терпеть ни жажды, ни голода, ни холода. А чтобы прогнать голод и жажду, тебе нет нужды обивать надменные пороги, терпеть хмурую спесь или оскорбительную приветливость, нет нужды пытать счастье в море или идти следом за войском. То, чего требует природа, доступно и достижимо, потеем мы лишь ради избытка. 11) Ради него изнашиваем мы тогу, ради него старимся в палатках лагеря, ради него заносит нас на чужие берега. А то, чего с нас довольно, у нас под рукой. Кому и в бедности хорошо, тот богат. Будь здоров.

цитата:

Письмо V Сенека приветствует Луцилия! (1) Я радуюсь твоему упорству в занятиях и рвению, которое побуждает тебя, забросив все, только о том и стараться, чтобы с каждым днем становиться все лучше, и хвалю тебя за них. Будь и впредь так же упорен, тут я не только поощряю тебя, но и прошу. Об одном лишь хочу предупредить тебя: не поступай подобно тем, кто желает не усовершенствоваться, а только быть на виду, и не делай так, чтобы в одежде твоей или в образе жизни что-нибудь бросалось в глаза. (2) Избегай появляться неприбранным, с нестриженной головой и запущенной бородой, выставлять напоказ ненависть к серебру, стелить постель на голой земле, - словом, всего, что делается ради извращенного удовлетворения собственного тщеславия. Ведь само имя философии вызывает достаточно ненависти, даже если приверженцы ее ведут себя скромно; что же будет, если мы начнем жить наперекор людским обычаям? Пусть изнутри мы будем иными во всем - снаружи мы не должны отличаться от людей. (3) Пусть не будет блистательной тога - но и грязной тоже; пусть не для нас серебряная утварь с украшениями из литого золота - но не надо считать лишь отсутствие золота и серебра свидетельством умеренности. Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить. Из страха, что придется подражать нам во всем, они не пожелают подражать нам ни в чем - только этого мы и добьемся. (4) Первое, что обещает дать философия, - это умение жить среди людей, благожелательность и общительность; но несходство с людьми не позволит нам сдержать это обещание. Позаботимся же, чтобы то, чем мы хотим вызвать восхищение, не вызывало смеха и неприязни. Ведь у нас нет другой цели, как только жить в согласии с природой. Но противно природе изнурять свое тело, ненавидеть легко доступную опрятность, предпочитая ей нечистоплотность, избирать пищу не только дешевую, но и грубую и отвратительную. (5) Только страсть к роскоши желает одного лишь изысканного, - но только безумие избегает недорогого и общеупотребительного. Философия требует умеренности - не пытки; а умеренность не должна быть непременно неопрятной. Вот мера, которая мне по душе: пусть в нашей жизни сочетаются добрые нравы с нравами большинства, пусть люди удивляются ей, но признают. - (6) "Как же так? Неужто и мы будем поступать, как все прочие, и между ними и нами не будет никакого различия?" - Будет, и очень большое. Пусть тот, кто приглядится к нам ближе, знает, насколько отличаемся мы от толпы. Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной. Слаб духом тот, кому богатство не по силам. (7) Но хочу и сегодня поделиться с тобой моим небольшим доходом: я нашел у нашего Гекатона, что покончить со всеми желаниями полезно нам для исцеления от страха. "Ты перестанешь бояться, - говорит он, - если и надеяться перестанешь". Ты спросишь, как можно уравнивать столь разные вещи. Но так оно и есть, мой Луцилий: хотя кажется, что между ними нет ничего общего, на самом деле они связаны. Как одна цепь связывает стража и пленного, так страх и надежда, столь несхожие между собой, приходят заодно: вслед за надеждой является страх. (8) Я и не удивляюсь этому: ведь оба они присущи душе неуверенной, тревожимой ожиданием будущего. А главная причина надежды и страха - наше неуменье приноравливаться к настоящему и привычка засылать наши помыслы далеко вперед. Так предвиденье, величайшее из данных человеку благ, оборачивается во зло. (9) Звери бегут только при виде опасностей, а убежав от них, больше не испытывают страха. Нас же мучит и будущее и прошедшее. Из наших благ многие нам вредят: так память возвращает нас к пережитым мукам страха, а предвиденье предвосхищает муки будущие. И никто не бывает несчастен только от нынешних причин. Будь здоров.

цитата:

Письмо VI Сенека приветствует Луцилия! (1) Я понимаю, Луцилий, что не только меняюсь к лучшему, но и становлюсь другим человеком. Я не хочу сказать, будто во мне уже нечего переделывать, да и не надеюсь на это. Как может больше не быть такого, что надо было бы исправить, поубавить или приподнять? Ведь если душа видит свои недостатки, которых прежде не знала, это свидетельствует, что она обратилась к лучшему. Некоторых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя больными. (2) Я хочу, чтобы эта так быстро совершающаяся во мне перемена передалась и тебе: тогда я бы еще крепче поверил в нашу дружбу - истинную дружбу, которой не расколют ни надежда, ни страх, ни корысть, такую, которую хранят до смерти, ради которой идут на смерть. (3) Я назову тебе многих, кто лишен не друзей, но самой дружбы. Такого не может быть с теми, чьи души объединяет общая воля и жажда честного. Как же иначе? Ведь они знают, что тогда у них все общее, особенно невзгоды. Ты и представить себе не можешь, насколько каждый день, как я замечаю, движет меня вперед. - (4) "Но если ты что нашел и узнал его пользу по опыту, поделись со мною!" - скажешь ты. - Да ведь я и сам хочу все перелить в тебя и, что-нибудь выучив, радуюсь лишь потому, что смогу учить. И никакое знание, пусть самое возвышенное и благотворное, но лишь для меня одного, не даст мне удовольствия. Если бы мне подарили мудрость, но с одним условием: чтобы я держал ее при себе и не делился ею, - я бы от нее отказался. Любое благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку. (5) Пошлю я тебе и книги, а чтобы ты не тратил труда на поиски вещей полезных, сделаю пометки, по которым ты сразу найдешь все, что я одобряю и чем восхищаюсь. Но больше пользы, чем слова, принесли бы тебе живой голос мудрецов и жизнь рядом с ними. Лучше прийти и видеть все на месте, во-первых, потому, что люди верят больше глазам, чем ушам ', во-вторых, потому, что долог путь наставлений, краток и убедителен путь примеров. (6) Не стал бы Клеанф точным подобьем Зенона 2, если бы он только слышал его. Но ведь он делил с ним жизнь, видел скрытое, наблюдал, живет ли Зенон в согласии со своими правилами. И Платон, и Аристотель3, и весь сонм мудрецов, которые потом разошлись в разные стороны, больше почерпнули из нравов Сократа, чем из слов его. Метродора и Гермарха, и Полнена4 сделали великими людьми не уроки Эпикура, а жизнь с ним вместе. Впрочем, зову я тебя не только ради той пользы, которую ты получишь, но и ради той, которую принесешь; вдвоем мы больше дадим друг другу. (7) Кстати, за мной ежедневный подарочек. Вот что понравилось мне нынче у Гекатона: "Ты спросишь, чего я достиг? Стал самому себе другом!" Достиг он немалого, ибо теперь никогда не останется одинок. И знай: такой человек всем будет другом. Будь здоров.

цитата:

Письмо VII Сенека приветствует Луцилия! (1) Ты спрашиваешь, чего тебе следует больше всего избегать? Толпы? Ведь к ней не подступиться без опасности! Признаюсь тебе в своей слабости: никогда не возвращаюсь я таким же, каким вышел. Что я успокоил, то вновь приходит в волнение, что гнал от себя - возвращается. Как бывает с больными, когда долгая слабость доводит их до того, что они и выйти не могут без вреда для себя, так случается и с нами, чьи души выздоравливают после долгого недуга. (2) Нет врага хуже, чем толпа, в которой ты трешься. Каждый непременно либо прельстит тебя своим пороком, либо заразит, либо незаметно запачкает. Чем сборище многолюдней, тем больше опасности. И нет ничего гибельней для добрых нравов, чем зрелища: ведь через наслаждение еще легче подкрадываются к нам пороки. (3) Что я, по-твоему, говорю? Возвращаюсь я более скупым, более честолюбивым, падким до роскоши и уж наверняка более жестоким и бесчеловечным: и все потому, что побыл среди людей. Случайно попал я на полуденное представление ', надеясь отдохнуть и ожидая игр и острот - того, на чем взгляд человека успокаивается после вида человеческой крови. Какое там! Все прежнее было не боем, а сплошным милосердием, зато теперь - шутки в сторону - пошла настоящая резня! Прикрываться нечем, все тело подставлено под удар, ни разу ничья рука не поднялась понапрасну. (4) И большинство предпочитает это обычным парам и самым любимым бойцам!2 А почему бы и нет? Ведь нет ни шлема, ни щита, чтобы отразить меч! Зачем доспехи? Зачем приемы? Все это лишь оттягивает миг смерти. Утром люди отданы на растерзанье львам и медведям, в полдень - зрителям. Это они велят убившим идти под удар тех, кто их убьет, а победителей щадят лишь для новой бойни. Для сражающихся нет иного выхода, кроме смерти. В дело пускают огонь и железо, и так покуда не опустеет арена3. - (5) "Но он занимался разбоем, убил человека"4. - Кто убил, сам заслужил того же. Но ты, несчастный, за какую вину должен смотреть на это? - "Режь, бей, жги! Почему он так робко бежит на клинок? Почему так несмело убивает? Почему так неохотно умирает?" - Бичи гонят их на меч, чтобы грудью, голой грудью встречали противники удар. В представлении перерыв? Так пусть тем временем убивают людей, лишь бы что-нибудь происходило. Как вы не понимаете, что дурные примеры оборачиваются против тех, кто их подает? Благодарите бессмертных богов за то, что вы учите жестокости неспособного ей выучиться. (6) Дальше от народа пусть держится тот, в ком душа еще не окрепла и не стала стойкой в добре: такой легко переходит на сторону большинства. Даже Сократ, Катои и Лелий5 отступились бы от своих добродетелей посреди несхожей с ними толпы, а уж из нас, как ни совершенствуем мы свою природу, ни один не устоит перед натиском со всех сторон подступающих пороков. (7) Много зла приносит даже единственный пример расточительности и скупости; избалованный приятель и нас делает слабыми и изнеженными, богатый сосед распаляет нашу жадность, лукавый товарищ даже самого чистого и простодушного заразит своей ржавчиной. Что же, по-твоему, будет с нашими нравами, если на них ополчился целый народ? Непременно ты или станешь ему подражать, или его возненавидишь. (8) Между тем и того, и другого надо избегать: нельзя уподобляться злым оттого, что их много, нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься. Уходи в себя, насколько можешь; проводи время только с теми, кто сделает тебя лучше, допускай к себе только тех, кого ты сам можешь сделать лучше. И то и другое совершается взаимно, люди учатся, обучая. (9) Значит, незачем тебе ради честолюбивого желанья выставлять напоказ свой дар, выходить на середину толпы и читать ей вслух либо рассуждать перед нею; по-моему, это стоило бы делать, будь твой товар ей по душе, а так никто тебя не поймет. Может быть, один-два человека тебе и попадутся, но и тех тебе придется образовывать и наставлять, чтобы они тебя поняли. "Но чего ради я учился?" - Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился ради себя самого. (10) Но я-то не ради себя одного учился сегодня и потому сообщу тебе, какие мне попались три замечательных изречения - все почти что об одном и том же. Первое пусть погасит долг в атом письме, два других прими в уплату вперед. Демокрит пишет: "Для меня один человек - что целый народ, а народ - что один человек". (11) И тот. кто на вопрос, зачем он с таким усердием занимается искусством, которое дойдет лишь до немногих, отвечал: "Довольно с меня и немногих, довольно с меня и одного, довольно с меня и ни одного", - сказал тоже очень хорошо, кто бы он ни был6 (на этот счет есть разные мнения). Превосходно и третье изречение - Эпикура, писавшего одному из своих товарищей по ученым занятиям: "Это я говорю для тебя, а не для толпы: ведь каждый из нас для другого стоит битком набитого театра". (12) Вот что, мой Луцилий, нужно сберечь в душе, чтобы пренебречь удовольствием, доставляемым похвалами большинства. Многие тебя одобряют. Так есть ли у тебя причины быть довольным собой, если многим ты понятен? Вовнутрь должны быть обращены твои достоинства! Будь здоров.

 Отправлено: 07.04.19 06:51. Заголовок: Надземное, 238 Урусв..

цитата:

Надземное, 238 Урусвати знает какое самообладание нужно, чтобы пребывать на бессменном дозоре. Попытайтесь спросить кого-либо — желает ли он остаться на страже без смены? Наверно, он ответит, спросив о конце. Но если вы скажете, что конца не будет и напряжение будет возрастать, то вряд ли найдется дозорный. Между тем, Мы именно на бессменном дозоре. Мы приурочили все существование к состоянию дозора. Мы можем радоваться и печаловаться, можем производить испытания, можем углублять знание, не выходя из состояния дозора. Не может быть конца такому состоянию. Мы приобретаем неусыпность как в земном, так и в Тонком Мире. Мы можем сказать каждому стучащемуся о полной исполнимости такой задачи, но принять ее нужно добровольно. Можем назвать многих деятелей, которые принимали такую задачу и несли ее радостно, даже принимая чашу яда. Можно назвать философа Сенеку, который при Нероне пострадал, но сознание его не смутилось. Он унаследовал ум Мыслителя и прошел самую трудную эпоху Рима, подав пример многим. Рассуждения об Этике нужны были именно в дни смуты верований. Может быть, о Сенеке знают меньше, нежели о Мыслителе, но значение его труда велико. Он хотел создать Правителя, но от своего воспитанника получил удар. Чаша яда не нарушила ясности мышления философа и многие научились как переходить за черту земной жизни. У Нас уважают такое явление среди смятения невежества и гордости.

цитата:

Письмо I Сенека приветствует Луцилия! (1) Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую. Но позорнее всех потеря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую — на безделье, и всю жизнь — не на те дела, что нужно. (2) Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что умирает с каждым часом? В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, — ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежат смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день — меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. (3) Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владенье природа, но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно времени и не возвратит даже знающий благодарность. (4) Быть может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя поучать? Признаюсь чистосердечно: как расточитель, тщательный в подсчетах, я знаю, сколько растратил. Не могу сказать, что не теряю ничего, но сколько теряю, и почему, и как, скажу и назову причины моей бедности. Дело со мною обстоит так же, как с большинством тех, кто не через собственный порок дошел до нищеты; все меня прощают, никто не помогает. (5) Ну так что ж? По-моему, не беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж лучше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как считали наши предки поздно быть бережливым, когда осталось на донышке. Да к тому же остается там не только мало, но и самое скверное. Будь здоров.

 Отправлено: 08.04.19 06:11. Заголовок: Тамара пишет: Посту..

Тамара пишет:

цитата:

Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день — меньше будешь зависеть от завтрашнего.

Очень мудрое наставление! Беру себе !!!))) [взломанный сайт] [взломанный сайт]